Еще под пластами старой коры виден целый лабиринт щелей с многочисленными обитателями: здесь бродят ложноскорпионы, заплетаются в коконы гусеницы бабочек-совок, возле большого розового червеца, очень похожего на аргосового клеща, крутятся муравьи в ожидании сладкой подачки. А вот выскочил геккон, за ним другой, третий. Тут их собралась целая орава, и, наверное, если обыскать все дерево, наберется еще немало. Все они поглядывали на меня серыми, с черной щелью зрачка, немигающими глазами с каким-то особенным загадочным выражением. Они шустро перебегали с места на место и ловко прятались в щелки. О том, что на туранге живут пискливые геккончики (так их назвали зоологи), я знал давно и писал об этом раньше, но сейчас как-то в голову не пришла эта особенность их поведения. Так вот кто здесь, в этом небольшом государстве существ, обосновавшихся на дереве, издавал скрипучие брачные мелодии. И как я сразу не догадался!
Прежде, обследуя турангу и интересуясь ее обитателями, живущими под корой, всегда находил на каждом дереве по одному, редко по два геккончика. Дерево было охотничьей территорией. Сейчас же целое скопище этой миловидной ящерки оказалось здесь не случайно. Они устраивали свидания и распевали призывные песни.
Зоолог С. В. Марков, опубликовавший книгу «В джунглях Прибалхашья» о природе дельты реки Или, пишет, что в тугаях, когда стихал ветер и наступала тишина, вдруг раздавались то ли шорохи, то ли шепот. Он не мог догадаться об источнике звуков. «Может быть, — писал он, — это шевелятся птицы, нашедшие ночной приют в ветвях деревьев, или само дерево расправляет воспаленные знойным солнцем листья и ветки» (М., 1969). Не были ли это песни геккончиков?
Для этой ящерицы характерна одна непременная особенность поведения: она отличный скалолаз и древолаз, свободно передвигается по вертикальной стене и даже бегает по потолку. Ранее считали, что этой способностью гекконы обязаны особым присоскам на пятипалых лапках, вырабатывающих клейкое вещество. Недавно же установили, что необыкновенная цепкость ножек этого животного обусловлена кожными пластинками, на которых расположены микроскопически маленькие крючковидные отростки. Они так малы, что для них даже стекло — шершавая поверхность…
Однажды в пустыне мое внимание привлек едва заметный холмик светлой земли. Его обдуло ветрами и отшлифовало пыльными бурями. В его центре находилась ничем не примечательная, густо уложенная кучка мелких соринок и палочек. Нужен опытный глаз, чтобы в таком холмике узнать жилище муравья-жнеца. Сейчас он пуст, без признаков жизни, вокруг — голая земля. На холмике не видно ни одного труженика большого общества, хотя жара начала спадать, солнце смилостивилось над раскаленной пустыней, спряталось за серую мглу, затянувшую половину неба, и муравьям вроде бы полагалось выходить на поиски скудного пропитания — зерен растений.
Муравьев-жнецов в пустынях Средней Азии несколько видов, поэтому интересно проверить, какие из них прикрывают и загораживают на день вход в свое жилище соринками и палочками. Обычай этот как будто соблюдается с различным рвением. Некоторые семьи пепельноволосого жнеца его вовсе не придерживаются, другие, отдавая дань ритуалу, приносят всего лишь несколько палочек, неряшливо пристраивая их над входом. Есть и такие, как вот этот, основательно закрывающий вход.
Походной лопаточкой отбрасываю землю в сторону и вдруг вижу что-то серое, которое с невероятной энергией бьется в выкопанной мною ямке, сворачиваясь и разворачиваясь, будто стальная пружинка, что-то очень похожее на только что пойманную рыбку, выброшенную на берег. Хватаю скачущее существо, с недоумением его рассматриваю и с удивлением вижу хвостик ящерки, снизу светлый, в коричневых узорах и полосках сверху. Видимо, я его отсек лопаткой.
Так вот в чем дело! Вот почему в центре кучки соринок на этот раз виднелось круглое отверстие, хоть и засыпанное землей! Кто знал, что ящерицы забираются в муравейник за добычей! Уж не из-за них ли муравьи так тщательно замаскировали дверь своего дома?
Продолжаю раскопку и вскоре извлекаю маленького пискливого геккончика с чудесными изящными ножками, увенчанными похожими на человеческие пальчиками.
Геккончик покорен, не сопротивляется и не пытается освободиться из плена. Так вот кто ты, охотник за муравьями! В пустыне туранга — излюбленное место жизни этой ящерицы. Почему же он ее покинул? Видимо, засуха сказалась на жителях этого дерева, не на кого стало охотиться ее главному обитателю, и он отправился на разведку в поисках пищи, нашел муравейник, забрался в него, обосновался у его главного входа, блокировал бедную семью. Далее проникнуть он не смог: подземные ходы муравейника нешироки…
Один остров на озере Балхаш дальше всех островов, от берега до него около восемнадцати километров. Я не свожу глаз с тоненькой и длинной полоски на горизонте. Ветер бушевал всю ночь, по озеру гуляли волны, яростно шумел прибой. Утром же царит необыкновенная тишина, озеро гладкое как зеркало, и отражаются в нем причудливые перистые облака.
Наконец мы мчимся по голубому простору, оставляя за собой расходящиеся в стороны валы, и заветная полоска берега медленно приближается.
Берег покрыт мелким красным щебнем. Отправился на разведку в веселую рощицу разнолистного тополя и едва в нее вошел, как мой фокстерьер с диким завыванием погнался за зайцем, потом переключился на другого и возвратился не скоро, запыхавшийся, с вывалившимся языком и раздвоенным блуждающим взглядом.
Всюду помет лисиц. С острова видна темной полоской дельта реки Или. Зайцы и лисицы заходят сюда из пойменных зарослей, а когда, как рассказывают, здесь задерживаются вечные странники сайгаки, то появляются и волки.
На другом конце острова большая, почти полукилометровая рощица разнолистного тополя. Все деревья увешаны гнездами грачей. Но птицы покинули остров. Рядом с рощей белеет высохшее озеро в окружении густых зарослей разнообразных солянок. Остров низкий, почва его глинистая с небольшой примесью щебня, поэтому здесь есть почти полный набор растений пустыни: тамариск, чингил, лох, терескен, верблюжья колючка и многие другие, нет только саксаула.
Кое-где от куста к кусту перебегают линейчатые ящерицы. Всюду много их норок с небольшим пылевидным выбросом почвы, исчерченной следами от хвостов. Без труда раскапываю их укрытия. Ящерицы, зарывающиеся днем в норки, — необыкновенное явление. Типично дневные животные, они, судя по всему, перешли на ночной образ жизни.
Ящерицам живется вольготно из-за того, что на остров не попали главные их враги — змеи, особенно змея-стрела. К ночному образу жизни ящерицы перешли по простой причине: их основной и излюбленный корм здесь — ветвистоусые комарики, которые деятельны только ночью. Кроме того, возможно, новому образу жизни способствовали грачи. Для них ящерицы неплохая добыча. Но ящерицы заметно уменьшили число других насекомых, научились спасаться от грачей, и птицам пришлось покинуть колонию. До материка же далековато, за едой не налетаешься. Так на острове установились своеобразные отношения между его обитателями…
Голые холмы, выгоревшие под жарким солнцем, и земля, покрытая галькой, с редкими куртинками блеклых трав. Когда-то здесь давно, очевидно много миллионов лет назад, плескалось большое озеро, а теперь — пустыня и сушь.
Вдали видны скалы, в стороне в глубокой пропасти зеленеет узкая полоска деревьев. Там течет горный ручей Темирлик, там — жизнь. Здесь же ее не видно, особенно в этом году, бедном осадками.
Через холмы тянется едва различимая тропинка, иногда она исчезает. Тропинка ведет к пропасти, к воде. Старая тропинка. Наверное, была протоптана дикими животными. Но диких животных уничтожили, и вот теперь осталась тропинка как памятник недавнего прошлого.
Иду и присматриваюсь к земле. Может быть, кого-нибудь все же встречу живого. Но кроме разных, окатанных древним озером камешков нет ничего на пути.
Откуда-то появилась муха и сопровождает меня. Одна-одинешенька. Залетит вперед, сядет на землю, повернется ко мне головой, ждет моего приближения, чтобы пролететь снова вперед и опять сесть на землю. Знаю я эту муху, прежде не раз с такой встречался. Бывало, что по десятку таких за мною следили. И секрет их поведения разгадал. Выжидают мухи, чтобы я вспугнул кобылочку, и она, опасаясь попасть под мои ноги, взлетит в воздух. Вот тогда мухе радость, и она, обремененная личинками, взлетит и отложит под крылья летящей кобылки своих деток. А далее личинки сами позаботятся о своей судьбе, проберутся в тело кобылочки, съедят ее и станут такими же коварными охотницами.