Несколько лет подряд весенние дожди обходили горы Богуты стороной, растительность на них зачахла, выгорела, и сейчас здесь царит гнетущее запустение, на голой земле, покрытой щебнем, видны жалкие пеньки от солянок и полыней. Горы и плато будто застыли, насупились в долгом молчании, ожидая лучших времен. Все живое покинуло эти места, лишь кое-где торчат столбиками неприхотливые песчанки, провожая меня мелодичными посвистами.
В каменистых горках показалась яркая полоска зеленой травы и одинокое дерево на ней. Хотя далековато от дороги, лучшего места для ночлега, пожалуй, не найти. Мотоцикл, подскакивая на камнях, старательно ползет кверху, и с каждой минутой все шире и дальше поднимаются синие горизонты.
Не беда, что крохотный ручей под одинокой ивой давно пересох и от него осталась лишь жалкая лужица. Зато здесь хорошо, отсюда как на ладони видны далекие Чулакские горы, перевал Алтын-Эмель, едва заметные снежные вершины Джунгарского Алатау, ниже них Калканы, как туши гигантских черепах, и между ними знаменитая Поющая гора. Правее за пыльной дымкой чернеют мрачные горы Катутау. Кое-где узкими блестящими полосками проглядывает река Или. В бинокль интересно разглядывать знакомые и много раз объезженные места, за короткое время обзора проносится столько отрадных воспоминаний о прошлых путешествиях.
У края плато гор Богуты, возле скалистой красной горки, заметно маленькое светлое облачко. Оно какое-то странное: то появится, то исчезнет, будто пульсирует. Я напрягаю зрение, стараясь получше рассмотреть, но солнце погружается в марево пустыни, делается большим, красным и прикасается краешком к горизонту. Скалистая горка становится сперва фиолетовой, потом черной, горы меркнут и закрываются пеленой наступающих сумерек.
После утомительного жаркого дня плохо спится, странное светлое облачко бессвязно, но настойчиво вплетется в дремотные мысли. Хорошо бы завтра, заметив направление, съехав с дороги, перевалить через холмы, найти скалистую горку и место со светлым пятнышком. Но утром мотоцикл барахлит, и, начав с ним возиться, я забываю о своем намерении.
Проходит год. Я снова на пустынном плато, опять вижу справа зеленую полоску с одинокой ивой и сразу вспоминаю красное солнце, садящееся за горизонт, странное белое облачко у скалистой горки и решительно сворачиваю с дороги. Как устоять перед желанием раскрыть неизвестное, хотя, быть может, там все пустое! Например, на днях я всего лишь на секунду отвел взгляд в сторону от дороги и вздрогнул от неожиданности: метрах в ста, прислонясь к большому камню, сидел полуобнаженный человек. Его голова поникла на грудь, руки, как плети, повисли. Несколько камней и кустик караганы случайно создали обманчивую картину. Однажды в предгорьях Заилийского Алатау я увидел странного зверя. Он подпрыгивал на одном месте, будто попал в капкан и силился из него вырваться. Я быстро пересек глубокий овраг и увидел большой лист светло-коричневой оберточной бумаги, колеблемой легким ветерком. Вот и сейчас увижу что-нибудь обыденное, и, может быть, от обыденного не осталось за год никаких следов. Да найду ли среди холмов красную горку и смогу ли к ней подъехать на мотоцикле?
Но мне сопутствует удача. Из-за холма показывается знакомая горка. С каждой минутой она все ближе, вот она почти рядом, но у ее основания, где прежде виднелось светлое облачко, нет ничего особенного: светлая почва изрешечена отверстиями нор, и стоят возле них столбиками песчанки, издавая тревожные мелодичные крики. И все…
Можно возвращаться обратно. Подхожу ближе и вижу в самом центре колонии большую нору. Она вырыта, без сомнения, волком, и на затвердевшей после весенних дождей земле сохранились следы волчьих лап. В стороне валяется несколько костей животных.
Так вот откуда пульсирующее облачко! Заботливая мать рыла нору и, выбрасывая наружу сухую землю, пылила. Здесь она воспитала выводок и теперь с ним ушла. Но самое интересное, что она избрала местом для жилища колонию песчанок. О подобном вряд ли кто слышал! Впрочем, что тут удивительного? В почве, изрешеченной ходами, так легко рыть логово.
Почему же здесь живут песчанки, как они ужились рядом с хищником? Вблизи нет других колоний, куда бы зверьки могли переселиться. Значит, волчица с выводком жила вместе со своей исконной добычей. Но кто этому поверит! Хотя почему? В гнездах орлов селятся мелкие птицы, полярная сова устраивает гнездо рядом с выводком гусей… Хищнику незачем истреблять зверьков возле своего жилища, охотиться полагается вдали от логова. К тому же зоркие песчанки, когда волк спал в своем логове, наверное, не раз оповещали своего опасного квартиранта о приближении тех, от кого можно ожидать неприятностей. И все же жилище волка среди песчаных нор необычно. Звери не обязаны жить по определенному шаблону. Среди них могут оказаться изобретатели новых норм поведения.
Прежде, когда природу и животный мир сохраняли и берегли, волков было значительно больше. Сейчас всюду презираемый и преследуемый волк стал редок и научился осторожности.
После войны волков в пустынях водилось немало, и, хотя увидеть серого хищника доводилось очень редко, следы их встречались часто.
Меня забавляла одна смешная особенность поведения волков. Свой помет они всегда старательно развешивали на низких кустиках. По-видимому, делалось это ради того, чтобы как можно дольше сохранить свидетельство своего присутствия: на земле помет быстро растаскивают жуки-навозники и жуки-кожееды. К тому же эти визитные карточки, служившие своеобразными вывесками, на кустике более заметны.
Вначале, пока не приобрел мотоцикл, путешествуя на велосипеде, я брал с собою в путь овчарку Алчана. Умный пес быстро освоился с волчьим этикетом и стал тоже развешивать свои объявления на кустиках. Но почему-то с годами у волков эта особенность поведения исчезла, быть может, преследуемые человеком, они старались не проявлять своего присутствия.
Помет волка — своеобразный почтовый ящик, по которому серые хищники узнают немало новостей друг о друге. Путешествуя вдоль низкого южного берега Балхаша, по совершенно ровной и безлюдной пустыне, я всегда невольно обращал внимание на большие топографические вышки. Они стояли друг от друга на значительном расстоянии, и по ним можно было судить о нашем продвижении к далекой западной оконечности озера. Издали, заметив нас, с вышек неохотно снимались орланы-белохвосты. Вышки для них служили отличнейшими наблюдательными постами. Возле каждой из них валялось множество волчьего помета, состоявшего почти сплошь из шерсти джейранов. Где же было волкам оставлять свои пометки, как не возле вышек? Вокруг такая ровная и однообразная пустыня, и в ней так легко затеряться. Представляю себе, как волки, потеряв друг друга, проведывали вышки, чтобы, когда следовало собраться в стаю, сородичи внимательно обнюхивали следы, узнавали о появлении чужаков, об удачной охоте и о многом другом, о чем нам не догадаться.
Ну а там, где нет заметных опознавательных предметов, волки используют звериные тропинки. Как-то в Таласском Алатау мне попалась одна такая особенно почетная звериная тропинка. На ней всюду оказались следы. Прошлась лисица и оставила заметку: мол, здесь была, охотилась. Старый большой волк тоже почтил дорожку вниманием, как и лисица, оставил то, что прошло через его кишечник. И медведь последовал их примеру, оставил помет из переваренных ягод арчи. Пробовал я медвежье лакомство, чтобы узнать вкус еды. Неплохие ягоды, немного даже сладковатые, но уж очень терпкие и смолистые. От такой еды забальзамируешься.
Мы ходим по горам и низинам, лесам и пустыням, но не видим волков, а они за нами, как и все звери, внимательно наблюдают.
Как-то мы остановились на ночлег поздно, солнце уже зашло за горы. Вокруг теснились холмы, и вдали от нашей стоянки виднелся курган, застывший в извечном покое. На его вершине на фоне потухающей зорьки отчетливо выступал высокий черный камень. Мне было интересно на него взглянуть, не каменное ли это изваяние.